Постоянно происходят социальные сдвиги в отношениях, средствах и методах коммуникации, а также ограничениях потребительской активности. Такие настроения общества можно интерпретировать, как сбивающую с толку пародия, разыгрываемую через наше отношение к этичному потреблению и потребительскому поведению де-факто. В то время, как социальные сети и технологические инновации создали беспрецедентные возможности для коммуникации, социологи наблюдают тревожное снижение способности достигать взаимопонимания, поскольку потребители всё больше погружаются в состояние пребывания эхо-камеры, предпочитая получать и воспринимать информацию только из тех источников, которые им ближе идеологически или ментально.

Эти абсурдные времена ещё больше усугубляются потребительской культурой, в которой внимание, эмоциональные всплески и вовлеченность, эгоизм и индивидуальность становятся основой повсеместного маркетинга, который процветает на почве поляризации и конфликтов. Социальные сети, которые когда-то считались залогом демократии, оказались во власти ориентированных на прибыль облачных империй, которые поощряют возмущение и вовлеченность, извлекая выгоду из этих действий, создавая препятствия для конструктивного диалога. Общество потребления, обещающее материальное изобилие и свободу выбора, достигло такой степени хаоса, что найти что-либо удовлетворительное среди огромного ассортимента товаров само по себе стало трудной задачей.

Счастье, приносимое таким материальным изобилием, также кажется все более сомнительным, поскольку потребление не удовлетворяет человеческие желания счастья, каким-либо стабильным образом. В это же время другие участники рыночных отношений (политики и директивные органы) пытаются сформулировать геополитически обоснованные меры по преодолению гуманитарных и экологических кризисов, от чего потребительская культура становится всё более подверженной влиянию всепроникающего настроения абсурдизма, объединяющего все формы потребительского опыта. Не говоря уже обо всех этих мемах, гуляющих по Интернету…

Однако, на фоне всех этих социальных преобразований, наблюдается растущий объём маркетинговой литературы, посвящённой проблемам феноменологической бессмысленности, с которой сталкиваются потребители. К человеку, находящемуся в таком эмоциональном настрое, как известно, по-прежнему сложно подступиться. Эта трудность для маркетологов усугубляется эпистемологической традицией, стремящейся к научной строгости, которая, как правило, отдаёт предпочтение более чётким формам оперативного реагирования, основанным на рациональных моделях поведения. Но «потребительские страсти» редко, если вообще когда-либо, поддерживаются рациональными доводами. Исследователи потребительского рынка, занимающиеся интерпретацией, все ещё безуспешно пытаются объяснить преобладание силы эмоций, иррациональности и конформизма в пику рациональному разуму.

Ни один человек за всю историю противостояния не пытался обосновать, что маркетинг - это тоже искусство. Хотя искусство, как таковое, к его классическом понимании, никогда не имело к этому отношения. Спор всегда шёл о том, является ли маркетинг наукой или нет. Исходя из онтологической отправной точки отсутствия смысла (как фундаментального аспекта бытия), можно отметить, как много участников рынка стремятся предложить связные описания усилий, как смысла жизни, которые становятся все более напряжёнными по мере того, как культура потребления продолжает придерживаться абсурдной аксиомы бесконечного накопления.

Термин «абсурд» берет своё начало в латинском слове «absurdus», означающем «противоречащий разуму» или «негармоничный» (в отличие от его просторечного использования в качестве синонима «смешного»). Абсурдизм часто ассоциируется с европейскими писателями, такими как Альбер Камю, Франц Кафка и Сёрен Кьеркегор. «Миф о Сизифе» (в котором Камю доказывает, что человеческая ситуация по сути своей абсурдна и лишена цели) оказал особое влияние на развитие этого направления. Но есть также следы других движений, таких как дадаизм, сюрреализм и символизм. «Театр абсурда» — термин, придуманный Мартином Эсслином (1962) для описания особенностей некоторых пьес, а также выдвижения на первый план их основных тематических сходств. Особенно это касается произведений, созданных драматургами Сэмюэлем Беккетом, Эженом Ионеско, Артуром Адамовым, Жаном Жене и Гарольдом Пинтером. Это образное выражение является примером литературного представления того, что происходит, когда человеческое существование лишено смысла или цели, а коммуникация нарушается. Это не означает, что все упомянутые драматурги придерживаются схожих политических, либо идеологических взглядов, не принимали участия в какой-либо самопровозглашённой или осознающей себя школе или движении. Это обобщение всего лишь означает, что писатели той эпохи, охватывающей период с 1950-х по начало 60-х годов, обладают определёнными чертами характера, имеют много общего и что они похожи друг на друга в некоторых основных структурных аспектах.

Это имеет важное значение для исследований потребительской культуры, поскольку для понимания отсутствия логики в определённых типах практик потребления, логические построения и аргументы иногда должны уступать место иррациональности и нелогичности - а именно такой тип произведений стремится выразить эти темы через открытый отказ от рациональных приёмов и дискурсивного мышления. Это литературное направление привлекло внимание в социологии (особенно в рамках изучения потребительского спроса) и смежных дисциплинах социальных наук. Опираясь на «социологию абсурда», как на инструмент для понимания противоречий капитализма, учёные использовали литературу для концептуализации бунта перед лицом «институциональной алогичности», тем самым преодолевая социологическую полемику об абсурде, как конфликтном столкновении между личностью и обществом.

Применяя драматургическую структуру, можно рассматривать розничную торговлю, как театр, где стремление развлечь означает, что многие магазины прилагают все усилия, чтобы создать воображаемую среду, которая переносит покупателей в фантастические миры или обеспечивает другие виды стимуляции.

В социологии теория самопрезентации предполагает, что потребление является частью театрального представления, которое, в свою очередь, послужило основой для множества исследований услуг, которые используют театральные термины (роли, сценарий, постановка и актеры), для разработки понимания управления услугами. Маркетинг, как академический предмет, вырос из экономики и предпочтительного прочтения психологического теоретизирования. Однако рынки сложны и действуют на многих уровнях. На социокультурном уровне их может быть трудно определить, а традиционные взгляды, основанные на экономике и психологии потребителей, не всегда достаточны. Это особенно актуально, когда потребители вынуждены иметь дело с бессмысленной абсурдностью человеческого состояния. Возможно, самый яркий примером массового нелогичного поведения является тот факт, что человечество продолжает сжигать ископаемое топливо в автомобилях перед лицом чрезвычайной ситуации с климатом. Наша культурная среда характеризуется бессмысленными, нерациональными и в целом необъяснимыми (т. е. абсурдными) явлениями потребления. В свою очередь, рынок порой предлагает всё более абсурдные потребительские действия в поразительной форме. Поскольку различные странные переживания превращаются в товар, маркетингу важно бороться со своим собственным абсурдным положением, которое, возможно, лучше всего характеризуется его стремлением к экономическому росту в сочетании с экологическим искуплением, несмотря на очевидное противоречие.

С точки зрения современной потребительской культуры, недавний фильм «Не смотри вверх» , в котором учёные продолжают сообщать тревожные факты о надвигающейся катастрофе, но различные собеседники, такие как ведущие утреннего шоу, которые хотят поддерживать комический тон, просто одержимы рейтингами, служит аллегорией климатического кризиса и всепроникающего фонового эффекта массы этических проблем. Однако потребители редко придерживаются своих этических намерений относительно личных покупок, так как думают, что даже если они это сделают, таких усилий будет недостаточно для решения более широкой проблемы. Таким образом, потребители оказываются зажатыми на месте - индивидуальное потребление, несмотря на то, что оно изначально обречено, усваивается как этическая неудача.

По мере того, как потребители берут на себя ответственность за системные экологические проблемы, формируется петля обратной связи, в которой продолжающаяся неудача этического потребления порождает призывы к обратному - то есть, к своеобразному отрицанию реальности. По мере приближения угрозы экологического краха абсурдная неспособность сформулировать социально-политические альтернативы, которые вырываются из этого призрачного тупика, приводит к возникновению популистских движений и поляризованной культурной атмосфере конфликта, подстёгиваемой угрозами другого порядка - чем успешно пользуются маркетологи, наживаясь на этих страхах. Действительно, извлечение прибыли из все более ощутимого аффективного настроения угрозы и катастрофы само по себе стало источником бизнеса - причём не только в литературных произведениях и голливудских фильмах, а в реальной жизни тоже. Надо признать, что современная реклама теперь часто смягчает свои вызывающие тревогу сообщения с помощью юмора. А вот для современных авторов - это мощная иллюстрация того, как нельзя не смеяться над этой постмодернистской смесью юмора и негативного подкрепления.

Пародия относится к творческой работе, призванной имитировать, комментировать и/или высмеивать предмет посредством сатирической или иронической имитации. Часто её предметом является оригинальное произведение или какой-то его аспект (тема, автор, стиль и т. д.), но пародия может также быть о реальном человеке (например, политике), событии или движении. Наряду с сатирой они играют преобладающую роль в современной потребительской культуре, являясь распространённой тактикой игривого сопротивления потребителей. Пародийное сопротивление критически перестраивает доминирующие потребительские дискурсы и рыночные идеологии. Зачастую фирмы тоже используют агрессивную рекламу и медийные кампании для пародии на конкурентов. Возможно, самым ярким примером пародии в нашей современной культуре мемов является социальный феномен троллинга и онлайн-провокации, когда люди распространяют «фейковые новости» в Интернете, подрывая доверие потребителей к авторитетным веб-сайтам как к достоверным источникам.

Афазия, или безмолвие, пронизывает современную потребительскую культуру, где большая часть повседневной рыночной коммуникации (например, выбор брендов) всё больше запутывается из-за подделок, перенасыщенности рекламными сообщениями и нестабильных значений самих товаров. В наше время из-за роста сервисных чат-ботов большая часть рыночных взаимодействий потребителей осуществляется с помощью машинного интерфейса, оснащённого структурой возможных взаимодействий, сценарий которых записывается на сервер. Эти пошаговые инструкции во многом похожи на логику банкомата. Факсимиле диалога поддерживается, если потребители следуют стандартизированному формату взаимодействия. Эти взаимодействия быстро дают сбои, когда потребители отходят от сценария, что приводит к резкому разочарованию из-за неспособности говорить или вести диалог. Кроме того, большая часть взаимодействия на онлайн-платформах заполнена чат-ботами, что делает неясным, в какой степени участие обусловлено людьми. Сервисные скрипты компании и диалоговые структуры для общения с клиентами являются афазическими, потому что им не хватает намерения и смысла - они не могут общаться, потому что в них нет коммуникативного намерения и определённого уровня взаимоуважения.

На глобальных онлайн-платформах общение и речь быстро включаются в круговорот взаимодействия и вовлеченности. Но, поскольку всё большее количество человеческого взаимодействия происходит на обширных платформах социальных сетей, потребители страдают от парадокса, заключающегося в том, что возросшая возможность связи с помощью технологий делает их ещё более социально изолированными. Колоссальное отчуждение и широко распространившаяся афазиея происходит из-за алгоритмических операций стимулирования потребления, которые больше заточены на поддержание внимания и содействию вовлеченности посредством эмоциональных реакций, чем публичному дискурсу.

Фрустрация - это распространённая эмоциональная реакция на противодействие, связанная с гневом, раздражением и разочарованием (в основном от обманутых ожиданий). Она открывает тему для глубокой метафизической скуки. Наша сегодняшняя культура ненавидит ожидание, а скука становится особенно вопиющей причиной раздражения. Неолиберальное обещание необыкновенного опыта от покупки товара и того, «что жизнь будет ощущаться насыщенной событиями, а скука будет отсутствовать» - вызывает очень сильное разочарование от рекламных обещаний. Таким образом, ожидание и скука обычно относят к сфере чего-то «плохого», чего-то лишённого смысла, что должно быть изгнано, чтобы не создавать препятствия. Борьба брендов за предоставление значимых возможностей потребления сочетается с растущими усилиями по захвату внимания потребителей, коммерциализацией свободного времени и их увлечений, ради устранения ожидания/скуки и повышения комфорта.

Поскольку именно в феноменологическом опыте ожидания, когда мы пассивно переживаем время в его максимальной полноте, фрустрация рискует выйти на первый план, поскольку течение времени сталкивает нас с неопределённостью бытия. В частности, пассивный акт ожидания заставляет людей осознавать вещи, которые они подавляют, когда постоянно отвлекаются, занимаясь различными задачами в повседневной жизни. Когда клиент вынужден чего-то ждать, например, в очереди, он сталкивается с этой дилеммой. Никто не любит стоять в очереди. Чтобы сохранить дистанцию, потребитель находится в постоянном движении, порождая субъекта, находящегося в постоянном колебании между формированием привычки и её разрушением, постоянно вовлечённого в потребление.